По круглым оконцам бара «Пивная кружка» хлестал дождь. Вода проникала сквозь рассохшиеся рамы и, оставляя на стене темные подтеки, собиралась у плинтуса. Бармен, тоскливо вздыхая, время от времени старой шваброй вытирал лужу. Распухшая от воды тряпка елозила по полу, а он думал: не стоит ждать наплыва посетителей в такую погоду.

Надо сказать, в обычные дни недостатка в них не было. По вечерам в «Пивной кружке» собирались почти все мужчины Торнео. Бар был единственным публичным местом в приморском городке. Много лет назад, очень давно, Торнео процветал; почти все мужчины поселения занимались тем, что добывали рыбу, закатывали ее в жестянки и отправляли морем, или сушей в другие города. Но завод закрылся, и с тех пор поселок умирал. Потомки великих рыболовов занимались тем, что в огромных печах сжигали мусор со всего побережья, а после смены приходили в пивную смочить прокопченные глотки и развлечь друг друга свежими городскими сплетнями.

Бармен поставил швабру в угол и прислушался к разговору, который четыре посетителя вели за стойкой бара, пятый – дедуля О’Пирс – одиноко сидел за столиком в углу спиной к остальным и, по-младенчески причмокивая беззубым ртом, посасывал самое дешевое пиво. Трость, на которую он опирался во время ходьбы, лежала на соседнем стуле.

– «Зоо…», – вот что было написано на вагоне, – сказал Бриг товарищам и сдул пену с кружки.

Глаза его хитро блестели. Он служил грузчиком на железнодорожной станции и мог рассказать, какие товары и откуда привозили в город. На самом интересном месте Бриг делал многозначительную паузу, и прерывал ее лишь тогда, когда подстрекаемые любопытством слушатели, не выдержав, требовали продолжения, как сейчас.

– «Зоо», а дальше что? – спросили его.

– Краска облупилась, ничего не разобрать.

– Ну-у-у-у, – послышались разочарованные возгласы мужчин.

Минутой ранее Бриг сообщил товарищам, что ранним утром, когда солнце еще не вышло из-за сумрачной полосы моря, на железнодорожный вокзал Торнео прибыл грузовой состав.

Станционные работники отцепили от поезда вагон и отогнали на территорию заброшенного рыбоконсервного завода. На дощатом борту белой краской было что-то написано. От времени и непогоды буквы стерлись, Бриг разобрал только часть надписи.

– Может быть, удалось разглядеть больше, если бы я подошел ближе, – Бриг почесал седой затылок. – Но как только вагон оказался за оградой, ворота закрыли.

На столешницу со стуком упала капля воды. Четыре пары глаз посмотрели вверх, бармен тоже нехотя поднял голову, он уже знал, в чем дело: на потолке расплывалось темное пятно – ливень проникал сквозь худую крышу. Лицо бармена перекосило, словно коренной зуб с дуплом снова принялся изводить его. Он накрыл посудной тряпкой место на столешнице, куда ударила капля.

– Чтобы стучало потише, – сказал он.

Работяги кивнули и снова воззрились на Брига.

– Да, Бриг, чудную новость ты прошляпил. Как же мы узнаем, что за «Зоо..» приехало к нам железной дорогой? – укоризненно начал Джек Птица.

Он был бригадиром на мусоросжигающем заводе, работяги его уважали.

Бриг смущенно кашлянул, но придумать что-либо в свое оправдание не успел. Дверь бара открылась. Под зловещие удары грома на пороге появилась огромная фигура в черном прорезиненном плаще. За спиной великана в клубящемся хаосе ветра и дождя ниточками вспыхивали молнии.

Дверь тут же захлопнулась, и в баре снова стало тепло и уютно. Великан в плаще спустился по ступенькам, и когда нога в тяжелом ботинке ступила на скрипнувшую половицу, капюшон упал с головы. Из-под вязаной шапочки на Брига угрюмо смотрели темные глаза.

– Твой отец был вруном, отец твоего отца был вруном, и ты, Бриг, яблочко, которое недалеко падает, – сказал вошедший.

В его бороде пряталась недобрая усмешка.

– Это почему еще? – Бриг поднялся с табуретки.

Кряжистая фигура грузчика выражала угрозу, его еще никто никогда не называл вруном, хотя он частенько приукрашивал новости, рассказывая их товарищам за кружкой-другой пива.

– Потому что старый, видавший виды ящик с надписью «Зоо…» прибыл сегодня морем на сухогрузе «Вангелис». Огромный тяжелый ящик. Мои ребята сняли его с корабля и отвезли на рыбоконсервные склады.

– Я не вру, – сказал Бриг, скосив глаза на рыжеволосого парня, который работал с ним на станции.

Он ждал, что рыжий подтвердит его слова, но парень пожал плечами – по приказу начальства в эту смену он перетаскивал старые скамейки из зала ожидания в подвал, и не видел прибывший вагон.

– Ты всегда врешь. Помнится, ты рассказывал, как нашему уважаемому служителю церкви сам Папа Римский поездом прислал двести бутылок вина, – не унимался бородач.

Мужчины заржали: преподобный был страстным игроком в покер, выигрывая, любил выпить.

– Ты дурак, Корнелиус, если не можешь отличить шутку от новости, – сказал Бриг, глядя бородачу в глаза.

– Ты назвал меня дураком?!

– Как и есть дурак. Твой отец был тебя на порядок умнее, а отцу твоего отца ты в подметки не годишься.

– Ну, все, Бриг, берегись! Один зуб я тебе выбью за сказки про вагон, второй – за преподобного, а третий – за поклеп на мою жену. Она никогда не выписывала из столицы накладные подушечки для фигуры. Брехун ты. На висках седина, а врешь, как первоклассница.

Первоклассница! Такое оскорбление Бриг не мог снести. Закатав рукава до локтей, он сжал кулаки и встал в боевую стойку. Корнелиус еще в школе валил его с ног первым ударом, так что нужно быть предельно внимательным.

Посетители загалдели и вскочили с табуретов, разделяясь на две группы: одна выстроилась за Бригом, другая – за Корнелиусом.

Бармен обреченно вздохнул и с унылым видом вытащил из-под стойки биту. Не любил он это дело, ох не любил – как ни старайся, что-нибудь все равно разобьют. Он напустил на себя свирепый вид и вышел в зал.

– Хари друг другу бить – валите на улицу, – он угрожающе похлопал битой по ладони. – А не то…

– А я скажу, что вы оба вруны, – сказал старый-престарый, седой как лунь, дедушка О’Пирс.

Он продолжал пить пиво из высокой стеклянной кружки. Отерев пену с морщинистых губ, старик повернулся лицом к спорщикам и скрипящим голосом подтвердил:

– Да-да, оба вруны. Сегодня на закате по северной дороге в город въехал автофургон. Водитель три раза погудел в клаксон, и ворота заброшенного завода открылись, чтобы впустить его. На борту фургона белой краской было написано «Зоо».

– Может быть, не «зоо», а «зло»? – ахнул рыжий.

– Зло в вагоне?

– И в ящике, и в автофургоне.

– Дьявол!

– Вы все тупые, как пробки, – продолжал дедуля О’Пирс. – «Зоо» – это зоопарк. Давным-давно, когда многих из вас еще не было в проекте, а я учился в школе, в наш город приезжали фургоны с клетками. В клетках сидели животные. Если у тебя были деньги, можно было заплатить и вдоволь смотреть на них. Можно даже было кормить… Помню, я взял с собой морковку кормил… этого… как его… Проклятая старость, ничего не помню!

– Барана? – произнес бармен, он радовался тому, разговор сворачивает в другое русло и, возможно, драка не состоится.

– Сам ты баран! Этого… как его… Да это не важно. Парни, в город приехал зоопарк! Настоящий зоопарк!

Дедуля О’Пирс, кряхтя, слез с табурета. Он взял трость и заковылял между стоящих в бойцовской стойке товарищей.

– Вот ты, Алекс, – стукнул он рукоятью трости рыжего в грудь. – Каких животных знаешь?

– Слона, – заморгал рыжими ресницами парень. – Когда я был маленький, у меня был игрушечный слон, и я его любил.

– И все?

– Верблюда знаю.

– Нет, это был не верблюд, – дедуля поскреб пятерней щетину на подбородке. – Но это не важно! Кто-нибудь из вас, мусоросжигатели, был в настоящем зоопарке? То-то же. А я был! И даже кормил… этого…как его…Тьфу!

– Мы не кормили верблюда, и потому тупые? – усмехнулся Корнелиус.

– Нет, тупые вы потому, что вместо того, чтобы бежать занимать очередь за билетами, собираетесь выяснять, в какие места подкладывает себе подушечки жена Корнелиуса, – пояснил дедуля О’Пирс.

С неожиданной для своих семидесяти лет резвостью он рванул к выходу. Перескакивая через ступеньки, старик взлетел по лестнице и, хлопнув дверью, выскочил на улицу.

Посетители бара продолжали стоять с выставленными перед собой кулаками, вслушиваясь в подозрительный звук снаружи. Первым опомнился Корнелиус.

– Старый пердун запирает нас! – крикнул он и бросился к выходу.

За ним последовали остальные. На лестнице возникла давка.

– Я тоже хочу в зоопарк! – кричал рыжий Алекс. – Я всю жизнь мечтал попасть в зоопарк!

– Поживи с наше, желторотый! – Его оттеснили от двери.

– Должно быть, он заклинил ее тростью, – Корнелиус тянул ручку на себя, но дверь не поддавалась.

– Трость бы уже сломалась – там снаружи стояла лопата, – сказал бармен.

– На счет три! – скомандовал Корнелиус.

Вдвоем с Бригом они дернули за ручку – и кубарем слетели с лестницы, увлекая за собой остальных.

Дверь со стуком ударилась о стену. Первым на улицу выбрался рыжий Алекс и обомлел. По дороге, тянущейся от бара «Полная кружка», в сторону завода бежал дедуля. Темная грозовая туча наплывала с моря на берег. Здание завода на фоне вечернего неба казалось зловещей башней.

– А «зоо» – это точно не зло? – пролепетал Алекс.

Но мусорщики его не слушали. Похватав штормовки, один за другим они выбегали из бара. Каждый боялся, что ему не достанется билета. Неизвестно, когда в следующий раз приедет настоящий зоопарк…

Склад рыбоконсервного завода преобразился. Хлам выбросили, стеллажи разобрали. Вдоль стен рядами установили клетки. Проходы между ними засыпали опилками. На каждую клетку повесили табличку с названием обитателя и указанием, где он живет, что он ест и сколько часов в стуки спит.

Работяги вошли в помещение и в благоговении остановились.

– Зоопарк, – счастливо выдохнул рыжий Алекс. – Я всем расскажу, что был в настоящем зоопарке.

Он устремился вдоль клеток, вслух читая таблички.

– Курица домашняя.…

– Где курица? Мой дед держал куриц, – бросился к клетке Бриг.

Он долго смотрел вглубь нее, и суровое лицо его потеплело.

– Питается растительной пищей, – прочитал он по слогам. – Эх, надо было захватить корочку хлеба, или еще чего-нибудь съедобного.

Послышался тяжкий вздох: карманыгрузчика были пусты.

– Утка обыкновенная… – отозвался с другого конца коридора Алекс.

– Где утка? Где?! – оттолкнул его великан-Корнелиус. – Говорят, утка хороша с капустой.

– Тебе бы только жрать! – возмутился бармен.

– А как будто тебе не хочется приготовить утку с капустой? – хмыкнул Корнелиус.

Вдвоем они подошли к клетке и стали мечтать о небывало вкусных блюдах из мяса.

– Кролик вульгариус! – объявил Алекс.

Возле клетки стоял дедуля О’Пирс. По его сморщенной щеке скатилась слеза.

– Посмотри, мальчик мой, – обратился он к рыжему пареньку. – Вот этого… самого… Как ты сказал? А, вульгариуса? Вот этого вульгариуса я и кормил когда-то капустным листом. Он был такой пушистый, такой мягкий. А уши у него внутри розовые…

– Я не хочу смотреть на кролика, – перебил старика парень. – Я хочу увидеть слона!

Он бегом устремился в следующее помещение, где тоже стояли клетки.

Из бокового помещения вышел невысокого роста человечек в мятых штанах на подтяжках и несвежей рубашке, рукава которой были закатаны до локтей.

– К сожалению, у нас нет слона. Всех их уничтожили очень давно, поэтому нет возможности пополнить нашу коллекцию, – сказал он, глядя на обветренные, небритые лица посетителей.

– Разрешите представиться. Мигель Санчес, владелец зоопарка. Не смотрите на мой костюм, мы с братом только открыли наше предприятие, приходится много работать самим, чтобы оправдать вложения.

– Слона нет, а кто есть? – спросил Бриг.

– Домашние животные, некоторые дикие, и есть еще морские рыбы. Именно в Торнео мы смогли пополнить нашу коллекцию.

– Чем?

– Килька в томате! Филе форели консервированное! – послышался голос Алекса из другого помещения. – Где мой слон? Хочу слона!

– Бедный мальчик, – произнес дедуля О’Пирс.

Он слышал в голосе Алекса едва сдерживаемые рыдания. Старик подумал: хорошо, что ему нравятся кролики, а не слоны. Взгляд старческих глаз обратился к клетке, и лицо озарила улыбка.

– Я могу погладить? – спросил он у владельца зоопарка.

– Конечно, у нас контактный зоопарк.

О’Пирс, зацепив банку тростью, протащил ее сквозь прутья и взял в руки: на цветной этикетке было написано «Паштет из печени кролика», две тысячи пятьдесят третий год. Дедуля вздохнул, уже пять лет, как консервы были просрочены.

Он нежно прижал банку к груди. Из соседней комнаты доносились крики:

– Сельдь в масле, скумбрия в собственном соку… Где мой слон? Хочу слона! Хочу слона-а-а-а!