На средней палубе Келлер встретил Сатану. Келлер приближался к пересечению галерей, а из невидимого для него перпендикулярного прохода слышались шаги, такие тяжелые и твёрдые, что если бы не явный двуногий ритм, можно было подумать, что по станции ведут лошадь. Через секунду Сатана возник в проходе, в профиль. Насколько Келлер мог судить, дьявол был очень похож на свой собирательный образ на старинных рисунках; вероятно, теоретически он сохранял всю присущую им абсурдность и гротеск, но исходящая от него абсолютная животная реальность вытесняла все прочие ощущения без остатка. Сатана был высоченный и шёл, слегка сгорбившись, чтобы рогами не задеть переборку, под голой свинцовой кожей при каждом движении перекатывались мускулы, и стена полузвериного – полусерного духа единым махом навалилась на Келлера, будто перед ним распахнули заслонку. Проходя перекрёсток, Сатана на секунду приостановился, слегка повернул голову и глянул на Келлера желтым глазом, опять же именно так, как могло бы смотреть сильное, уверенное в себе и равнодушное животное – оценивающе – годится ли в пищу или нет? – и, видимо, решив, что пока не к спеху, Сатана вышел из поля зрения и прежней тяжкой невидимой поступью проследовал дальше. Келлеру понадобилось несколько долгих секунд, чтобы как-то прийти в себя, ещё некоторое время он пытался хотя бы приблизительно оценить степень реальной опасности. Когда же, решившись, он стремительно и осторожно скользнул вдоль стены, присел и выглянул из-за угла, в проходе уже никого не было.

Это было уже слишком.

Эта командировка на станцию у Келлера была уже шестой, и его не так просто было чем-то напугать или обескуражить, но к подобному он готов не был. Каждый, попадавший сюда после строжайшего отбора и почти годичной подготовки, в значительной мере представлял себе, что его ожидает, отчёты Кельвина, Сарториуса и Снаута давным-давно стали достоянием не только специалистов, но и широкой публики; подробнейшие многостраничные рапорты Верховского, Норманна и всех последующих, за исключением одного покончившего с собой и четверых, отказавшихся сотрудничать, хоть сами по себе и секретные, в обязательном порядке доводились до каждого утверждённого кандидата под подписку о неразглашении и обязательство после вахты составить такой же. Научные работы по Солярису росли, как поганки, Лем уже десятки лет назад написал свой знаменитый документальный роман, достаточно объективный и почти достоверный по всем принципиальным пунктам. Три десятка не-Лемов добавили к нему столько же книг и не-книг разной степени спекулятивности; давно прокатилась, наделала шума и угасла, вытесненная не переводящимися новыми злобами дня, волна публикаций и дискуссий, а на станции «Солярис» продолжали работать люди, и общественного интереса к ней и к ним было уже приблизительно столько же, сколько к космонавтике через полвека после Гагарина. Станцию перестроили, численно экипаж значительно увеличился, структурно – преобразился, количество психологов и психиатров никогда уже не опускалось ниже половины персонала, и изучали они главным образом самих себя и друг друга. И хотя Солярис до сих пор раскрыл слишком мало или почти ничего из своих собственных тайн и смеялся в лицо учёным, для исследования тайн человеческих материал он предоставлял воистину колоссальный. Но до самого последнего времени, фактически до нескольких только что прошедших минут считалось не обсуждаемой аксиомой, что океан, сканируя человеческое сознание, выявляет и неведомым способом материализует исключительно реальные воспоминания, отягощенные к тому же чувством вины. Келлер не видел ещё и не слышал о примерах иного, а повидал он здесь всякого, он сам, как и абсолютное большинство экипажа, делил свою каюту с лицом, изначально не прописанным в штатном расписании, и, возможно, именно в силу этого факта он вернулся сюда уже в шестой раз; ещё какую-то неделю назад Келлер вместе с половиной экипажа ловил по всей станции рыжего спаниеля, повешенного в детстве биологом Люциусом, но сейчас, глядя на постепенно исчезающие в ковропласте отпечатки колоссальных козлиных копыт, Келлер лихорадочно искал в себе и не находил опору для своих дальнейших командирских действий. Психологические трудности и психические срывы были на «Солярисе» рутиной, для которой станция в значительной степени и существовала, но мысль, что один из его сотрудников – скрытый маньяк, бредовые фантазии которого оказались столь сильны, что были прочитаны Океаном и материализованы на правах реальности, в голову Келлера не укладывалась, хоть за неимением лучшей и пришла. А вслед за ней другая мысль, необъятная и ледяная, как айсберг, дохнула в его сознание, проходя мимо, но думать её было страшно, не время, и как это делать, Келлер ещё не знал. Вместо этого он потянулся к клавише интеркома. Интерком заговорил первый.

- Командир!!! – голос в динамике был такой, что Келлер даже не понял, кто это. – У нас проблема. Нашествие гостей. Прямо нашествие!!!

- Вижу, – ответил Келлер, не сводя глаз с приближающегося к нему незнакомца. Выше, над головою Келлера и метров сто пятьдесят дальше по коридору, на верхней палубе находился центр так необходимой соляристам психологической разгрузки, при желании в его архиве можно было найти древние восстановленные фильмы Чаплина, и эти фильмы были тем единственным местом, где до сих пор Келлер видел головной убор и одежду, подобную одежде и головному убору движущегося к нему человека. Мало того, человек этот носил ещё и усы, пусть и не чаплинские, что уже лет триста в человеческом обществе было приблизительно равноценно ношению хвоста. Чуть дальше за первым незнакомцем Келлер отметил ещё четверых, но по-настоящему зацепился взглядом только за дальнюю фигуру – вероятно, сестру какого-то неведомо когда сгинувшего монашеского ордена, приземистую и в черно-белом своём балахоне похожую на пингвина с логотипа веллингтоновского вездехода. Из-за противопожарной установки показался ещё кто-то, оглядывась на кого-то ещё не показавшегося, и Келлер повторил в микрофон:

- Вижу. У меня, похоже, то же самое. Всем укрыться в КС.

КС или Камеры Сарториуса представляли собой размещённые в разных точках на борту изоляторы, нейтрализующие особое воздействие Океана, и использовали их, когда тот или другой член экипажа хотел или должен был оградить себя от «гостей». Пожалуй, приказ был самым разумным, но узнать, выполнил ли его хоть кто-то, Келлер уже не успел. Если бы он не находился на перекрёстке, он бы не добрался до КС и сам, потому что вдруг дальше по коридору с шумом взлетела и истошно завопила перепуганная птица, которую Келлер, возможно, узнал бы, будь века на четыре моложе, и тут всё началось по-настоящему. Вырвавшаяся из ниоткуда человеческая масса сшибла Келлера с ног, он успел перекатиться вправо и встать, прикрытый углом; совсем короткую минутку здесь было малость полегче, это его и спасло, он только увидел, как человек в котелке вскинул руки и упал, захлестнутый толпой, на него повалились другие, и другие на других. От чего бегут эти, Келлер из-за угла видеть не мог, но метрах в тридцати, в перпендикулярном проходе, откуда Келлер не так давно вышел сам, полуголый рыжебородый безумец рубил направо и налево, наверное, боевым топором, кишащая толпа пыталась отпрянуть от него, но, не в силах справиться с самой собою, захлестнула сумасшедшего и погребла, и всё это было совершенно неслышным из-за висевшего в воздухе осязаемого звериного рёва. Оглянувшись, Келлер увидел заполнившую весь проём гигантскую серую массу, которая чем-то страшно колотилась о стены и металась туда-сюда серой гибкой змеёй; намертво зажатый в проходе, лежа на полу с четырьмя вытянутыми назад ногами, это лупил головой слон, зримо расшатывая конструкции станции, и противоестественную и кошмарную эту картину Келлер воспринял зрительно, но смысла её не осознал ни в ту минуту и никогда после. КС была совсем рядом, Келлер рванулся к ней по пояс в каких-то детях, захлестнувших его, как из прорвавшей дамбы, ударил кулаком в лицо повисшую на нём женщину, створки КС, распахнувшись, впустили его и ещё несколько тел, которые тут же со вспышками и хлопками аннигилировало защитное поле. Келлер, спасая глаза, повернулся к панорамному окну, но непонятно по какой именно причине сработавшая система внешней безопасности уже сдвигала бронешторки, и это спасло Келлера ещё раз, потому что если бы он ещё хоть несколько лишних секунд продолжил глядеть в это окно, где вместо привычного солярийского океана громоздился похожий на вселенскую бетонную свалку город без конца и края, и за самым стеклом, как уходящая из шахты ракета, стремительно росла прямо Келлеру в лицо Эйфелева башня, а чуть дальше – Спасская, он сам бы сошёл с ума, тут же, не двинувшись с места.

————————————-

ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА

Находясь в замкнутом изолированном помещении без связи с внешним миром, не имею возможности достоверно оценить масштабы и суть катастрофы, но, полагая, что владею информацией, способной пролить на неё свет, считаю своим долгом кратко изложить следующие соображения.

Полагаю, что в определённый момент сканирующая способность планеты скачкообразно перешла на качественно новый уровень, и от экспериментов с человеческим сознанием Солярис перешёл к исследованию сознания более высокого уровня, находящегося в сфере его воздействия. Исходя из того, что около 14.20 по внутреннему времени на средней палубе материализовался живой объект, по своим внешним характеристикам идентичный Дьяволу – злому началу в иудейско-христианской мифологии, можно заключить, что исследуемое Солярисом новое сознание принадлежит иудейско-христианскому богу, создателю всего сущего в соответствии с каноническими текстами этих религий.

Общество, в котором мы живём, все моё воспитание и научная подготовка противоречат такому предположению, но они же не позволяют мне закрывать глаза на меняющие теорию факты. Исходя из личных наблюдений, могу только предположить, что вселенная либо значительная и имеющая к нам непосредственное отношение её часть действительно созданы таким образом, как утверждается в указанных текстах. Полагаю лишь, что упомянутый в них создатель в действительности не обладает непогрешимостью и всеобъемлющей мудростью даже в своих собственных глазах; напротив, судя по всему, он отягощён глубочайшим комплексом вины и стыда за последствия своего акта творения. Не настаивая на ценности своего личного впечатления, все же предполагаю, что создатель сконструировал мир в начальном, возможно, детском периоде своей деятельности. Полагаю, христианская модель мироздания, судя по всему, в значительной мере истинная, в то же время представляется совершенно абсурдной по той причине, что человечество на нынешнем этапе существования умнее и взрослее своего творца в момент акта творения, хотя и вынуждено подчиняться изначально заложенным в систему законам.

Полагаю далее, что сканирующее воздействие Соляриса на внешнее сознание, вызвало обвальную материализацию всего, по поводу чего указанный выше создатель в настоящий момент существования мира питает глубокое чувство вины и раскаяния. Дьявол, человеческие существа всех времён и народов, иные живые обитатели Земли и произведения человеческих рук, все, что творец сейчас расценивает как собственную ошибку, воссоздается ресурсами Соляриса в прогрессии, которую мне в моём положении в настоящий момент оценить невозможно. Излучение камеры Сарториуса пока предохраняет меня от воздействия со стороны порождённых Океаном объектов, но значительная часть систем обеспечения выведена из строя, и что происходит за стенами камеры, мне неизвестно.

Полагаю, что станции «Солярис» как таковой уже не существует.

Судьба вселенной мне неизвестна.

Роль и место планеты Солярис в системе мироздания определить затрудняюсь.

Бывший Главный Координатор станции «Солярис»

Келлер.

Добавление:

Что до остального, полагаю, что мне лучше остаться внутри.

Рассказ предоставлен для литературного конкурса Космооперы.ру «…И ад кромешный»