Последний человек Земли

[Край]

Вместо предисловия

Он надевает белую выглаженную сорочку и свой лучший костюм – темно-синий. Кинув последний придирчивый взгляд на себя в зеркале прихожей, он выходит за дверь.
У него юбилей. Сегодня ему сорок.
Говорят, отмечать сорокалетие – плохая примета, но среди тех, кто по привычке продолжает называть себя «меркурианцами», суеверных нет. Сегодня несколько человек соберутся в одном из ресторанов Монолит-Центра, чтоб справить его день рождения. Посидеть, выпить, поговорить о чем-то из сегодняшней и прошлой жизни, как это водится среди близких друзей.
Все должно пройти хорошо…
Но, господи!… Почему у него так тоскливо на душе? Его гнетет тяжелое странное чувство – такое пронзительное и беспросветное, что хочется разрыдаться.
На широкой лестничной клетке у лифта он сталкивается с соседями – стариком Ташковым и его женой Ту. Маленькая толстая вьетнамка, чья семья бежала в РЕС в конце прошлого века из радиоактивного Нью-Йорка, чуть заметно подмигивает ему – мол, выглядишь молодцом.
Обмениваясь малозначительными новостями, они вместе подходят к остановке тайбуса.
Здесь в ожидании воздушного транспорта столпилось около двух десятков человек. Некоторые друг друга хорошо знают. Маленький городок на острове - один жилой район...
Летнее утро чуть пасмурно. Легкие сизые облака плывут над темной гладью реки, на середине которой все еще висит клочковатый туман.
Тайбус выныривает из сероватой пелены над старым длинным мостом, где локомотив магнитопоезда устало тащит за собой длинную вереницу контейнеров-вагонов. Серебристое сигарообразное тело, тускло отсвечивая затемненными бортовыми окнами, плавно садится на посадочной площадке.
Вместе с другими пассажирами, он проходит в салон и садится в одиночестве у окна. Мрачное состояние духа никак не развеется. Наоборот, кажется, что настроение с каждой минутой становится все мрачнее – какая-то тревога и черная безысходность давят на сердце.
Да что с ним сегодня такое!? Откуда навалилась эта тоска?
- Внимание, взлетаем, – сообщает после короткого музыкального сигнала приятный автоматический голос. – Следующая остановка – Мурманск-Два.
Тайбус плавно поднимается вверх, медленно набирая высоту.
Он без всякого интереса смотрит вниз.
Тайбус пролетает над рекой, разделивший небольшой город на две неравные части и берет курс на северо-запад, где у горизонта высятся стоэтажные небоскребы Мурманска-Два. Внизу тянутся темно-зеленые леса, прорезанные серыми лентами старых дорог. Кое-где на полях белеют купола роботизированных ферм.
Погода налаживается.
А настроение нет.
Серая небесная пелена светится, истончаясь, и внезапно рвется под лучами яркого солнца, бьющего по глазам.
В это мгновение его внимание привлекает какое-то движение в небе, заставляя рывком вскочить с кресла.
Что-то спускается сверху. Это что-то больше всего похоже на одноразовый бритвенный станок, только огромный. Нелепо кувыркаясь в воздухе, «станок», тем не менее, быстро приближается к ним.
- Формовщик! – кричит кто-то истошным голосом за его спиной.
«Станок» зависает на одном уровне с воздушной машиной. Низкий монотонный гул двигателей вдруг замолкает и тайбус начинает терять высоту. Салон взрывается от испуганных людских криков.
Испуская ярко-синие всполохи, формовщик продолжает кувыркаться за окном, следуя за ними. Теперь он больше похож на скрещенные гигантские ножи – его угольно-черную поверхность ежесекундно пронизывают тысячи трещин, сквозь которые жидким огнем горит синий металл. Лезвия этих ножей множатся, гнутся, превращаясь в чудовищный черный цветок…
Тайбус продолжает стремительное падение.
Спасения нет.
Он хочет крикнуть, но в хоре воющих испуганных людей, готовящихся к смерти, он не слышит своего голоса...
Этот ад он переживал в разных вариантах уже не однажды.
Он просыпается.

Как всегда с надеждой, что на этот раз ему позволят проснуться по-настоящему.

[Край]

1.

Рим?
Нет…
Ром?
Нет…
Рэм!
…Да, его зовут Рэм!... Рэм Огнев. И он жив и здоров. Но мало что о себе помнит. Сколько минут он вспоминал свое имя? Наверное, не меньше десяти…
Кажется, он был смертельно болен. Раньше. Но не теперь - безобразные фиолетовые пятна гемм-проказы, когда-то изукрасившие его кожу абстрактной татуировкой, исчезли бесследно.
Оторвавшись от созерцания своих исхудавших рук, дрожавших, как у немощного старика, он с трудом приподнялся и огляделся по сторонам.
Опьяняющая радость, начавшая было после пробуждения вытеснять все другие чувства, ушла быстро, как вода сквозь песок. Место, где к нему вернулась жизнь, нисколько не напоминало экспериментальную криокамеру – узкую мрачноватую клетушку в морге Третьей Станции Космората. Круглый зал с серовато-белыми стенами заливал ровный свет, неуютный и холодный, не оставляющий места для тени. Обстановка вокруг была незнакомой и странной. И это вызывало страх. Похоже, что в зале он находился один.
Рэм снова опустился на жесткое шершавое ложе и кашлянул, надеясь, что кто-то услышит и заглянет к нему. У него не хватало сил встать без посторонней помощи. Тошнотворная слабость разливалась по телу, сопровождаемая тупой ноющей болью в мышцах и костях.
Чтобы отвлечься от этой боли, Рэм снова попытался что-то о себе вспомнить. И снова с раздражением понял, что сделать это не просто. В голове будто метлой прошлись. О детстве осталось одно-единственное воспоминание – как последний лист на голой осенней ветке. Черт знает, почему в памяти сохранился именно этот неясный фрагмент: ему лет семь или восемь и он летит на огромной гравитационной платформе, заставленной грузовыми контейнерами. Приподнявшись на мысках, он пытается заглянуть за стальной борт. Мокрый порывистый ветер бьет в лицо. Там, за бортом, колышется рябая равнина – тяжелые свинцовые волны медленно катят одна за другой в зимнюю сумеречную даль, где еле угадывается береговая линия. Неожиданно со стороны суши доносится грохочущий взрыв - в небо взлетает яркая звезда. Космолет. Он кричит: больше от страха, чем от восторга. Рядом, положив руку ему на плечо, стоит коренастый человек с седой бородой, одетый в черный комбинезон. Он улыбается. Кто этот человек? Отец?
Рэм словно читал книгу с вырванными страницами. В памяти кружили обрывки каких-то туманных воспоминаний, часто не слишком понятных и не связанных между собой. Впрочем, эпизоды из взрослой жизни иногда представали более отчетливо. Кажется, когда он был молодым, он служил на научной станции у Меркурия – сопровождал в составе десантной группы ученых, высаживавшихся на теневую сторону планеты, ближайшей к Солнцу. Там он провел пять лет. Потом, после войны с «формовщиками», его завербовали агенты Зем Элитэ из Космората. Ему уже было 56. Его взяли в службу безопасности Третьей Станции Космората – начальником одного из оперативных отделов. Вроде звучит важно, но… В голове хаотично всплыли картинки, вызывая эхо когда-то пережитых чувств. Стальные коридоры. Бритые затылки в очереди у раздачи в столовой. Серо-синяя униформа. «Хорошо, господин старший администратор…». «Приказ ясен, господин инженер…». При всей своей должности, он всего лишь маленький винтик в системе Космората - ему уже никогда не подняться на другую социальную ступень. Он чувствует себя «старым грибом» среди мобилизованной молодежи. Тоска. Усталость. Безнадега. Работа занимает почти все время с подъема до отбоя – в основном, выявлять среди новобранцев тайных агентов других фракций Космората, пресекать драки, выискивать по каютам «колеса», травку и самогон. И прочее в таком же духе. Его дом - огромная Станция, плывущая между орбитами Венеры и Земли. И этот дом ему надоел. Так же, как надоели космические пейзажи. Но бежать отсюда некуда, он подписал пожизненный мобилизационный контракт. Единственная радость здесь - женские лица, и та не для него. Девки в форме хихикают, топая строем мимо молодых парней, ковыряющихся в деталях разобранного комбо-робота. Иногда по ночам девки, крадучись, приходят к этим парням в их каюты - но не к нему...
В этом странном тумане, заволокшем память, в деталях проступали только последние события – то, что происходило непосредственно перед тем, как его отправили в криокамеру. Третью Станцию захватили бойцы Апологии Духа, – самая молодая и агрессивная фракция Космората решилась захватить власть и силой навязать другим свою волю. После войны с «формовщиками», уничтожившими чуть не треть земного населения, рассматривалось только два стратегических плана: покинуть Землю, отправившись искать новый дом в безграничном космосе, или укрепить планетарную оборону, если «формовщики» снова совершат нападение. Любой из этих путей требовал абсолютной мобилизации человеческих и всех иных ресурсов. Апология Духа занимала «патриотическую» позицию, клеймя «пораженцев»: Земля - родина человечества должна была быть защищена любой ценой…
Шум ожесточенных боев, происходивших на палубах, Рэм слышал через динамики общей сети, лежа в закрытой палате медблока. Он доживал свои дни в карантине, под присмотром кибер-доктора - гемм-проказа пожирала его изнутри.
Военная удача выбрала сторону Апологии Духа – после нескольких часов ожесточенных сражений сопротивление функционеров и охранников Зем Элите было сломлено.
Представители победившей фракции проявили интерес к опасному больному только на третий день после захвата Станции. В медблок зашли двое в небесно-голубых гермокостюмах. Высокие и красивые, они казались пришельцами из какого-то другого прекрасного мира, а не типичными представителями своей фракции, активнее других в Косморате использующей достижения евгеники. Рэм заметил их приближение через мутноватый оконный прямоугольник в стене – его отдельная палата находилась в самом конце медблока, где, после кровавой бойни на палубах, все койки заняли тяжелораненые.
- Что будем делать с этим стариком, Вебер? – уловил он в глухом шорохе, доносившемся из динамиков, обрывок их разговора.
- Я бы сжег его в термопечи, пока он кого-нибудь не заразил, но Капля приказала его заморозить. Если Ленжиц и его группа прибудут сюда, им потребуется материал для исследований и экспериментов. Это уже семнадцатый случай заражения гемм-проказой среди тех, кто живет на станциях. Надо решать проблему…
- У нас сейчас этих проблем…
- Ну, не нам расставлять приоритеты.
Услышав, что его хотят заморозить, Рэм испытал облегчение – наконец-то, для него все закончится. Различные лекарства, которые чуть ли не каждый час вводил ему кибер-доктор, уже не могли избавить его от телесных страданий, ставших непереносимыми – его внутренности словно проедал рой огненных насекомых, яростно ищущих путь наружу. Он просто устал это терпеть…
В тот момент он вряд ли бы расстроился, узнав, что больше никогда не увидит белый свет. Если его жизнь завершается, так тому и быть. Надежда, отчаяние, страх – все осталось позади. Проклятой болезни все же удалось сломить его дух и волю к жизни, примирив с неизбежным концом.
Погружение в холодный сон прошло совершенно безболезненно – он засыпал легко и спокойно, с чувством, что пришло долгожданное избавление.
Но сон оказался не вечным.
Его снова вернули к жизни.
И, похоже, не для медицинских исследований.
Рэм не понимал, где он. Голова пухла от вопросов - кто его вылечил от гемм-проказы? Когда? Где люди со Станции, если, конечно, это место было Станцией Космората. А в этом он сомневался.
Темная муть в глазах окончательно рассеялась, теперь он видел окружающее вполне отчетливо.
Рэм подавил стон. Интересно, сколько времени прошло с того момента, как он пришел в себя - час или больше? Странно, что к нему никто не шел. Боль не проходила, острыми иглами пронзая мышечную ткань. Во рту стоял мерзкий приторный вкус глазури и каких-то лекарств.
- Эй, кто-нибудь! – крикнул он, не узнав своего голоса. Из горла вылетел странный писклявый хрип.
Сколько он не прислушивался, стояла тишина.
Похоже, звать кого-то бесполезно.
- Мать вашу!… - Рэм длинно матерно выругался, чтобы побороть страх и как-то приободриться. Вообще-то, подобные слова не входили в его лексикон. В Косморате разговаривать на грубом языке «публо» - городских низов, значит сразу поставить крест на своей карьере. Но сейчас он переживал особый случай – выругавшись, ему вроде стало легче.
Он попытался встать и, не удержавшись на худых ногах, грохнулся на гладкий холодный пол.
Кажется, на несколько мгновений он потерял сознание. Когда он открыл глаза, его скрутили рвотные спазмы. Желудок был пуст, и он выблевывал на пол, казавшийся стерильно чистым, тягучую желтую слюну.
Волны изматывающей дурноты накатывали одна за другой. Его выворачивало наизнанку. Последний раз ему было так плохо… Когда? Память снова дала сбой.
Когда он совсем обессилел, тошнота вдруг отпустила. И боль почти прошла.
Рэм на четвереньках подался в сторону от блевотины и слюнных брызг, пока не уперся лбом в толстое холодное стекло. За стеклом виднелись чьи-то волосатые ноги.
От неожиданности Рэм вздрогнул. С трудом вскинув голову, он увидел, что за стеклом лежит невысокий и весьма мускулистый тип. Точнее, карлик. Его голое тело, словно змеи, опутывали полупрозрачные серебристые ленты. Кожа карлика напоминала потемневшую мандариновую корку. Она туго обтягивала небольшой уродливый череп с вдавленными висками и низким скошенным лбом. Маленькие глазки, сидевшие в глубоких темных впадинах, закрывали веки - почему-то казалось, откройся они, во взгляде сверкнет тупая злоба.
Узкое помещение, где лежал карлик, освещалось приглушенным светом, словно в аквариуме. Таких камер в зале было несколько – точнее, шесть, разместившихся по одной стороне. Рэм глянул назад. Его тоже держали в одной из таких - в самой дальней от выхода - стеклянная плита ушла в сторону, и ложе выехало из освещенной ниши наружу. Интересно, сколько времени он пролежал там ни живой, ни мертвый?
Снова попытавшись встать – на этот раз удачно, Рэм двинулся к дверям, держась за стену.
Несколько неуверенных шагов, и он заметил еще одно тело. В камере, ближайшей к дверям, лежала жирная старуха с темно-красными растрепанными волосами, в нелепом платье из полупрозрачной ткани, как у балерины. На ее толстом морщинистом лбу блестели странные металлические бусины, вросшие в кожу.
Рэму показалось, что ростом она чуть повыше того парня, с темно-оранжевой кожей. Может, на полголовы. Похоже, старуха погрузилась в холодный сон без особого желания - ее тонкая верхняя губа, над которой нависал нос крючком, застыла в недовольной гримасе.
Кто эти двое? Ни черта не понятно. Похожи на… цирковых уродов.
Стеклянные двери бесшумно открылись, пропуская его в короткий, залитый светом, коридор. Пройдя его до конца, Рэм остановился передохнуть – у него кружилась голова, и ноги дрожали от напряжения.
Он присел на низкую скамью в большой рекреационной зале. В центре, где благоухал цветник, тихо журчал декоративный фонтан. Вода лениво текла по разноцветным камешкам, между толстых темно-зеленых цветочных стеблей, исчезая в невидимом стоке.
Отсюда, из зала, в противоположные стороны уходили два широких прохода. Вдоль стен виднелись закрытые двери, ведущие в какие-то помещения. Стены прорезали большие оконные проемы, открывая обзор на внутреннюю обстановку – скопления странных белых тумб и высоких шкафов, вероятно, скрывавших какое-то оборудование.
И ни души.
Теперь Рэм был абсолютно уверен, что это не Третья Станция. Это вообще какое-то другое место. Любая Станция Космората – а к середине двадцать пятого столетия их построили семь - напоминала муравейник. Тесно, людно, шумно… Фракционеры, контрактники, комбо-роботы, экспериментальные боевые андроиды, - все они перемещались по палубам в любое время суток, исполняя свои обязанности или поручения… Да и воздух на Станциях пропитывали совсем иные запахи. В узких стальных коридорах пахло разогретым металлом, электроникой, машинами, едой, человеческим потом, а на низших палубах кое-где и сортиром – рядом с жилыми отсеками техперсонала. Здесь же в теплом воздухе витало что-то странное, сладковато-густое, немного напоминавшее благовония.
Его куда-то перевезли, пока он пребывал в холодном сне. Может, он на Земле, в каком-то научном центре?
Зачерпнув воды из фонтанчика и прополоскав рот, все еще разъедаемый рвотной желчью, Рэм, держась за стену, направился в один из проходов – тот, где были открыты двери. Ноги подкашивались. Ступая, он смотрел вниз и видел свое тело. Его ужасала собственная худоба. Ребра выпирали, словно гнутые в дугу ветви.
Пройдя метров пятьдесят, он остановился. Впереди виднелся поворот. Присев на пол передохнуть, Рэм прислушался. Тишина. Только за ближайшей запертой дверью слабо разносилось разнотональное гудение, будто туда запустили шмелей.
Странно, что его вывели из холодного сна и позволили гулять одному. Может, он вообще в этом месте один живой? От этой мысли его охватила новая волна беспокойства. Надо подать какой-то сигнал хозяевам. Должны же здесь быть какие-то кнопки тревоги или переговорные устройства.
Рэм нервно поднялся, дошел до поворота и замер в немом изумлении…
Он попытался прокашляться, но горло неожиданно сдавило. Чувства убеждали его, что все вокруг реально, а глаза – в обратном. Видимо, он так и не вышел из сна. Но это был самый реалистический сон из тех тягостных сновидений, что мучили его неизвестно сколь долго.
В зеркальной узкой полосе, идущей по стене от потолка до пола, он видел отражение самого себя.
Когда гемм-проказа начала пожирать его изнутри, ему было шестьдесят четыре. Выглядел он довольно моложаво. Как офицер Космората, он имел кое-какие привилегии, пройдя бесплатный омолаживающий курс у штатного геронтолога Станции. Но прожитые годы все равно оставили неизгладимые следы – и седоватые короткие волосы, давно потерявшие густоту и здоровый блеск, и морщины на лбу, и небольшие мешки под глазами...
Человеку, - страшно худому и изможденному, которого он видел в отражении декоративной зеркальной поверхности, было максимум тридцать пять. И этот человек был он сам. Никаких сомнений. Он хоть и потерял большую часть своих воспоминаний, но не забыл, как выглядел в молодом возрасте.
- Это ты, Рэм Александрович, или…? - обрывок нелепой фразы, обращенный к самому себе, так и не договоренной до конца, повис в тишине. Звук его голоса прозвучал слишком отчетливо, убеждая в реальности происходящего. О том же говорили и ощущения остаточной мышечной боли во всем теле и ужасающей слабости. Но то, что он видел в зеркальном отражении – не могло быть в действительности. Никак.
Из оцепенения его вывел странный тренькающий звук, впрочем, довольно тихий, раздавшийся в конце коридора.
Может, это его звали?
Что же, если все это сон – тогда ему бояться нечего.
Если не сон…
Но, нет. Сон. И ничего больше.
Собравшись с духом, он двинулся дальше по ярко освещенному коридору.
Коридор вывел его в большой круглый зал с широкой лестницей, уходившей вверх, к балюстраде второго этажа.
У начала этой лестницы его ждал какой-то мальчик в серо-зеленом костюме.






А мальчик ли?
Подойдя ближе, Рэм понял, что из мальчишеского в незнакомце были только рост, светлый хохолок на затылке, да тонкая молодая кожа – без единой морщинки. Но глаза! Эти печальные глаза, выражавшие терпеливое спокойствие, могли принадлежать только человеку пожившему, и повидавшему многое... Картину дополняли длинный утиный нос, и чуть вытянутый вперед острый подбородок.
- Прошу вас, не бойтесь меня! – сказал мальчик-старичок с какой-то непередаваемо унылой интонацией, словно ожидались похороны.
- Что!?
С первого раза Рэм почти ничего не понял. Слова вроде звучали знакомо, но искажены были так, что казались сказанными на каком-то чужом языке.
Мальчик-старичок, в котором было, наверное, не больше метр двадцать росту, с видимым интересом прислушивался к голосу Рэма.
Второй раз он повторил свою фразу на техноруссе – языке 25-го столетия, уже значительно лучше.
- Я не боюсь. – коротко ответил Рэм. Если все это лишь необыкновенно реалистичный сон, то отвечать вообще не было нужды – кошмар так или иначе сам дойдет до своего логического конца, - вернее, алогического.
- Меня зовут Шингалет Перххель. Я – синт. Доверенный помощник Терезы Кикибриц.
Рэм молчал. Он ничего не понял.
- Тереза Кикибриц, владелица Трампа, собирается умереть неокончательной смертью через три дня. Перед смертью она распорядилась разбудить вас – она хочет на вас посмотреть. Ведь она собирается оставить Трамп вам…
- Трамп?
- Да.
Мальчик-старичок кивнул и широко развел руками, показывая на все то, что их окружало.
- Свой дом…
- Вы сказали, что меня разбудили… - Рэм решил подыграть забавному персонажу из сна, в котором он пока не видел никакой угрозы. – Но я ли это? Признаться, что-то я себя не узнаю…
Теперь уже мальчик-старичок, похоже, его не понял.
- Не узнаете? Почему? – его тонкий и в то же время чуть глуховатый голос отразил искреннее удивление. С каждой фразой его технорусс звучал все правильнее.
Рэм почувствовал, как где-то внутри его вскипает смех – определенно, истерический.
- Штука в том, что когда меня положили в криокамеру, я был намного старше…
- А, это… - мальчик-старичок облегченно махнул рукой, словно для него сразу все прояснилось. – В вас вшит нано-центр. Устаревшей технологии. Нано-центр провел радикальный курс омоложения - обновил ваш организм.
- Вшит нано-центр? – Рэм почувствовал, что у него голова начинает идти кругом – каждый ответ рождал только новые вопросы.
Черт!
Черт!!!
Неужели, все это ему не снится!?
- Да. Нано-центр поставил ваш прежний владелец, о котором мне, к сожалению, ничего неизвестно. Это было где-то три тысячи лет назад. Иначе вы не смогли бы пролежать в хорошей сохранности в состоянии холодного сна так долго.
Из всей этой фразы Рэм ухватил только слова про три тысячи лет. Он никогда раньше не был готов верить всему, что слышит, но сейчас испытал ошеломление. Три тысячи лет! Он что - спал все это время!?
- Потрогайте себя вот здесь, - между тем продолжил длинноносый человечек, назвавшийся Шингалетом Перххелем, показывая на себе – где-то за спиной, у основания шеи.
Рэм машинально поднял руку, нащупав нужное место.
- Чувствуете кругляк?
Рэм мрачно кивнул – действительно, какой-то жесткий кругляк, размером с мелкую монету, сидел у него под кожей вверху позвоночника. Но неудобств не доставлял.
- Топорная работа. Древняя технология. – повторил человечек, позволив себе чуть пренебрежительную усмешку. – Тем не менее, работает. Если хотите, позже я поставлю вам современный вариант. А этот старый нано-центр и его робо-элементы можно удалить. Я бы даже сказал, что нужно…
Рэм снова отмолчался, не зная, что ответить – его голову занимали совсем другие мысли.
- Я бы хотел поговорить с кем-то из представителей Космората. – Рэм, наконец, сообразил, как вывести на чистую воду низкорослого лжеца, который зачем-то пудрил ему мозги. - Желательно, из фракции Зем Элите. Хотя и не обязательно…
- Космората? – длинноносый меланхолик мучительно наморщил лоб, словно пытался что-то припомнить. На его лице мелькнула растерянность. Спустя пару минут, он, правда, снова просветлел лицом: – Ааа… Кажется, так называлась одна из форм объединенного правления древнего человечества? Верно? Когда это было? Между первой войной с триклерами и второй? Нет. Между второй и третьей… Нет! Все же между первой и второй…
Мальчик-старичок закивал головой, теперь твердо в этом уверенный.
- Какие триклеры? – Рэм чувстовал нарастающий гнев. Ему вдруг захотелось взять за грудки этого чудного низкорослого парня, да встряхнуть, как следует. Так, чтобы челюсти клацнули.
Видимо, уловив всплеск его внутренней агрессивности, длинноносый предложил:
- Может, я отвечу на ваши вопросы несколько позже? Вы готовы сейчас пройти со мной к Терезе Кикибриц?
Кикибриц! Ну и фамилия! Рэм вдруг вспомнил, что стоит совершенно голый. Неудобно в таком виде появляться перед незнакомой дамой. Хоть и собирающейся умереть.
- Мне нужно одеться. – сухо ответил он.
- Это можно. – с готовностью кивнул Шингалет Перххель. – Прошу вас, идите за мной…





Утиный нос привел Рэма в пустую комнату, где не было вообще ничего: ни столов, ни стульев. Только большой ковер с темным и жестким ворсом на полу.
- Встаньте, пожалуйста, сюда. – попросил мальчик-старичок, указав на определенное место на ковре. Его технорусс звучал теперь почти идеально - на удивление.
Не увидев ничего опасного, Рэм спокойно выполнил его просьбу – плевать. Если бы его хотели убить – давно убили бы. Если ему готовили неприятность – ее не избежать. А уж во сне тем более…
Неожиданно стена справа от него пришла в движение. Еще мгновение и в стене образовался широкий проем: в темной глубине на крючке-вешалке висела какая-то белая одежда очень похожая на обычный лабораторный халат.
Увидев недоумение на лице Рэма, Шингалет Перххель забеспокоился:
- Что-то не так? Это кажется вам неподобающим?
Рэм кивнул.
- Обычно я так не одевался...
Он попытался объяснить:
- Мне нужны трусы. Это такие…хм, короткие штаны. Они закрывают тело здесь… - Рэм показал рукой. – Потом – носки. Что-то вроде коротких чулок для мужчин – чуть выше лодыжки…
Проем в стене то открывался, то закрывался, являя все новые образцы одежды – все какое-то немного нелепое, явно из моды другого времени. Впрочем, Рэм не был настроен выбирать долго. Когда он был женат (а такое в его жизни было дважды), самым большим наказанием для него была субботняя виртуальная прогулка по сетевым магазинам.
В итоге, с одеждой он определился быстро, выбрав черные, чуть мешковатые, штаны из какого-то странного шелковисто-гладкого материала и оранжево-красную куртку с узкими сетчатыми врезами на груди и рукавах. И ботинки – коричневые, высокие, на толстой подошве. Если бы не дурацкие треугольные зеркальные бляшки на мысках, совсем как армейские.
Попытка заказать такой же простой костюм, как у утиного носа, только своего размера, ни к чему не привела.
- Это одежда синта. – твердо сказал мальчик-старичок. – Вам нельзя. Неподобающе.
- Эээ… Что значит - синт? Какая-то новая народность? – иронично поинтересовался Рэм.
- Нет. Это общее название для искусственно созданных людей в Трампе. И в других домах Четвертой Экспедиции. Впрочем, кажется, не во всех…
- Хм. И много здесь синтов?
- Десять. И я среди них – старший. – с некоторой гордостью ответил мальчик-старичок. - Еще двадцать пять находятся в стазисе – без вит-активации.
Получив новые загадочные ответы, требовавшие дальнейших разъяснений, Рэм решил узнать о чем-то более понятном.
- А эта одежда – откуда она берется?
Шингалет Перххель вежливо улыбнулся.
- Ее делает ПИИ. Точнее, одна из его периферийных систем, отвечающая за жизнеобеспечение дома. Позже вы сами сможете с ним работать. Как новый хозяин Трампа.
- ПИИ?
- Подчиненный Искусственный Интеллект. – мальчик-старичок почему-то интонационно выделил первое слово, кинув странный взгляд на Рэма, словно ожидая от него какой-то реакции.
Но так и не дождался.
Покинув пустую комнату, Шингалет Перххель повел Рэма куда-то дальше по широкому коридору. По пути им попалось несколько небольших уютных залов со всякой необычной растительностью. Рэм плохо разбирался в ботанике, но, кажется, большая часть этих растений была не с Земли. Некоторые, на его взгляд, выглядели довольно необычно – например, большие черно-золотистые цветы на фиолетовых чешуйчатых стеблях, опутанных сплетениями коротких ростков, напоминавших обрывки ржавой колючей проволоки. Или бежево-желтые «яблоки» на красных мхах, расцветших на плоских камнях рваными неровными пятиконечными звездами. Запах от этих растений шел тоже странный. Не плохой, ни хороший. Странный.
Пройдя до конца коридора и поднявшись вверх еще по одной широкой лестнице, они вскоре остановились у больших темных дверей.
Перед тем, как войти в помещение, мальчик-старичок обратился к Рэму с просьбой-предупреждением:
- Просьба стоять смирно, не делать резких движений и не поднимать руки.
- Почему?
- Потому что там личные кибы хозяйки. Просто стойте спокойно. Аудиенция продлится недолго – всего несколько минут.
Рэм пожал плечами – ладно, хорошо.
Двери разъехались в стороны, пропуская их внутрь.
Следуя за своим провожатым, Рэм вошел в помещение и остановился в некотором изумлении.





За дверями был довольно большой зал с декорированными темно-красной материей стенами. Вдоль стен выстроилось огромное количество всевозможных невысоких шкафов и тумбочек, украшенных зеркалами и разными блестящими завитушками. Верху высокого потолка с куполообразным сводом висел большой белый шар. Он медленно вращался. С этого шара вниз тянулись тонкие серебристые цепи, обвешанные разными металлическими побрякушками, издававшими еле слышное убаюкивающее позвякивание.
Но в глаза первым делом бросался царящий в зале беспорядок. Повсюду на полу валялись клочки каких-то тряпок, засохшие цветы и ветки, и всякий другой мусор – блестящие камешки, коробочки, что-то похожее на большие металлические пуговицы и прочее, разбросанное, словно, в приступе ярости. Беспорядок царил и на креслах, где в кучах лежали короткие платья разных фасонов и расцветок – некоторые настолько яркие и безвкусные, словно специально сшитые для клоунесс.
Рэм не сразу обратил внимание на невысокое возвышение в конце зала. Там на постельном ложе лежала жирная карлица. Прямо двойняшка той, что он видел в камере, когда очнулся. Такое же бледное и широкое, как блин, лицо и темно-красные растрепанные волосы. Отличия лишь в том, что у этой карлицы не было металлических бусин, вросших в лоб, да и нос не нависал хищно над губой, отчего ее лицо казалось немного добрее.
Похоже, что карлица спала. Ее глаза были плотно закрыты.
- Идемте. - позвал Рэма мальчик-старичок, видя, что тот нерешительно замер на пороге.
Однако как только они сделали первый шаг, из ниши в стене, находившейся недалеко от ложа, выступил какой-то металлический монстр. Робот. Только Рэм еще никогда не видел таких роботов. Длинные ноги с вывернутыми назад коленными суставами, длинные четырехпалые руки и гладкий торс. Головы не было. То есть, там, где должна была быть голова, виднелось лишь небольшое полукруглое возвышение. За плечами робота, словно встревоженные змеи, шевелились гибкие манипуляторы, растущие у него где-то из спины.
- Не бойтесь, это один из кибов, о которых я говорил. – напомнил мальчик-старичок. – Следуйте моему совету, и все будет хорошо.
Они подошли к ложу и остановились. Рэм пялился на карлицу в ожидании, когда та откроет глаза, но она, похоже, и не думала просыпаться. Лишь спустя минуту Рэму показалось, что веки карлицы дрогнули…
- Все. Аудиенция закончена. – мальчик-старичок потянул Рэма за рукав. – Тереза Кикибриц видела вас в пробужденном состоянии и вполне довольна…
- Правда?… - пробормотал Рэм. Но спрашивать ничего не стал. Присутствие робота, настороженно застывшего за ними, не располагало к тому, чтобы задавать лишние вопросы. И все же, когда они покинули странный зал, где лежала карлица, Рэм не смог подавить любопытство и поинтересовался:
- А что с ней? – ему стало немного жалко старуху, пребывающую на смертном одре.
- Если брать физическое состояние, то с ней ровно ничего плохого. – ответил Шингалет Перххель. – Личный нано-центр позволяет ей жить еще столько, сколько ей самой будет угодно… Но вот душа…
- Душа?
- Да. – печально подтвердил человечек. – Ее душа давно имеет совсем другое желание… Терезе Кикибриц тысяча триста лет – точнее, тысяча двести девяносто один. Это много. Она просто устала жить. Поэтому согласно ее желанию, она умрет неокончательной смертью ровно через три дня.
- Что значит – неокончательной?
- Я объясню вам это несколько позже. А теперь…
- Нет! – твердо прервал длинноносого Рэм. – А теперь я хочу, чтобы вы выполнили мою просьбу. Если здесь нет никого из Космората, то… То тогда, я хочу встретиться с кем-то из земных властей.
- Властей? – в глазах человечка читалось непонимание.
- Да. Ведь это место находится на Земле? Этот ваш… дом?
Шингалет Перххель отрицательно закачал головой.
- Трамп – космический корабль-станция, пребывающий в свободном полете…
- А как тогда связаться с Землей?
- Вы имеете в виду с другими людьми, подобными вам?
- Да! Да! – с уст Рэма готово было сорваться резкое слово. Он, кажется, говорил абсолютно ясно – что было непонятно этому типу.
- Боюсь, это невозможно, - с сожалением развел руками Шингалет Перххель. – Древнего человечества не существует. Уже более четырех с половиной тысяч лет. На Земле давно никто не живет…

[tamrish]

Интересно, но уж больно грустно. ))

[Край]

но уж больно грустно. ))

Ну, все не так плохо. Вообще-то, задумана классическая тема про Адама и Еву. Только Ева ближе к концу рассказа появится )) И там еще будет немножко любови-моркови ))

Интересно

Уже сомневаюсь. На ЭФе выложил - почти никакой реакции. Только один удалой парень с анимешным лицом прискакал с шашкой в руке, отписал, что у меня все "коряво" и бодро поскакал куда-то дальше

Сам парень пишет такие чудесные вещи, как "белоснежные штаны били в глаза"

[tamrish]

Ну, все не так плохо. Вообще-то, задумана классическая тема про Адама и Еву. Только Ева ближе к концу рассказа появится )) И там еще будет немножко любови-моркови ))

О как! Тогда буду ждать продолжение. ))

Уже сомневаюсь. На ЭФе выложил - почти никакой реакции. Только один удалой парень с анимешным лицом прискакал с шашкой в руке, отписал, что у меня все "коряво" и бодро поскакал куда-то дальше

Сам парень пишет такие чудесные вещи, как "белоснежные штаны били в глаза"

Я бы на мнение тамошних завсегдатаев не очень полагалась. )) Они больше падки на скандальные вещи с броскими заголовками. )) Про штаны нужно в анналы занести. )) В рубрику "Что написано пером, не вырубишь и топором". ))

[Край]

Про штаны нужно в анналы занести. )) В рубрику "Что написано пером, не вырубишь и топором". ))

Сейчас глянул к нему в тему - со штанами он уже разобрался и переписал. Теперь:
"Просторная рубаха и штаны сияли белизной подобно горному снегу."

[tamrish]

Про штаны нужно в анналы занести. )) В рубрику "Что написано пером, не вырубишь и топором". ))

Сейчас глянул к нему в тему - со штанами он уже разобрался и переписал. Теперь:
"Просторная рубаха и штаны сияли белизной подобно горному снегу."

Класс. Ему бы с этим на ЛитБолванку пойти. Первый приз за использование штампов был бы в кармане.

[Край]

Класс. Ему бы с этим на ЛитБолванку пойти. Первый приз за использование штампов был бы в кармане.

А что там - какие новости? Она закончилась? А то у меня что-то вылетело из памяти..

[tamrish]

Класс. Ему бы с этим на ЛитБолванку пойти. Первый приз за использование штампов был бы в кармане.

А что там - какие новости? Она закончилась? А то у меня что-то вылетело из памяти..

С 1 апреля начнется судейство. )) Там пока 4 работы висит сиротливо. ))

[Край]

С 1 апреля начнется судейство. )) Там пока 4 работы висит сиротливо. ))

Интересно.. 4 - это пока что-то мало. Время, конечно, еще есть.. но все равно маловато...

[tamrish]

С 1 апреля начнется судейство. )) Там пока 4 работы висит сиротливо. ))

Интересно.. 4 - это пока что-то мало. Время, конечно, еще есть.. но все равно маловато...

Может, в последний день пришлют. )) Люди вычитывают, правят.

[ironman]

С 1 апреля начнется судейство. )) Там пока 4 работы висит сиротливо. ))

Интересно.. 4 - это пока что-то мало. Время, конечно, еще есть.. но все равно маловато...

Может, в последний день пришлют. )) Люди вычитывают, правят.

Ну, как водится. Все, как я в последний момент. Сейчас и про штампы хочу что-то тиснуть и детектив дописать. Главное - срок сдачи одинаковый. Хоть разорвись.

[tamrish]

Ну, как водится. Все, как я в последний момент. Сейчас и про штампы хочу что-то тиснуть и детектив дописать. Главное - срок сдачи одинаковый. Хоть разорвись.

Во-от! И так думает каждый автор! ))

[ironman]

Ну, как водится. Все, как я в последний момент. Сейчас и про штампы хочу что-то тиснуть и детектив дописать. Главное - срок сдачи одинаковый. Хоть разорвись.

Во-от! И так думает каждый автор! ))

Ну мы же люди-человеки, нас сразу надо загонять в стойло. На той же Грелке - три дня для написания. Неделя на голосование. А на Нео-нуаре недели две можно писать, потом почти три недели голосовать. Умереть можно.

[tamrish]

Ну мы же люди-человеки, нас сразу надо загонять в стойло. На той же Грелке - три дня для написания. Неделя на голосование. А на Нео-нуаре недели две можно писать, потом почти три недели голосовать. Умереть можно.

Есть такое. На Золотой Чаше помереть можно, пока результатов дождешься. Да и Опакалипсис судить будут месяц. Как тут не взгрустнуть?