— Смотри, дирижаблик полетел!!!
— Ой, слопали…
Лиловая голова свесилась с дерева и схрумкала несчастную зверушку.
— А такой миленький был!
— Точняк.

Апикаэль и Анариэль (родители у них были ярыми толкиенистами, с фантазией), наблюдали за живностью за окном. Живность буяла, росла, цвела и видимо, пахла – через толстенные линзы иллюминаторов не проникало и молекулы чужеродного, инопланетного запаха. Алые стебли игриво прижимались к цилиндрическому боку научной станции; настырно обшаривали её усиками-подиями на предмет полезной органики, и не найдя ничего съедобного, разочарованно удалялись. Впрочем, особо нахальные облюбовали себе верхушку научного учреждения, где, из псевдоптичьего помёта выросли самые упрямые кусты и травка, пропитающаяся пролетающими жутковатыми подобиями бабочек.
Инопланетный лес дорастал вплотную до серовато-сизой пустыни, где внезапно обрывался, а на ней лениво лежали золотистые шарики – Cozodiens vulgaris, совершенно безобидная форма жизни, питающаяся минералами и солнечным светом. Изредка шары набухали, будто пульсировали. Эта форма жизни не имела ничего общего с земной: информация у неё записывалась не в ДНК и даже не в РНК, а прямо в клеточной стенке – в целлюлозе. Помимо всего прочего, шарики обладали забавной особенностью: если взять и хорошенько потянуть, то можно было растянуть их в длинную, метров в пятнадцать, нить, хотя диаметр самого шара не превышал десяток сантиметров. Земной бы организм от такого обхождения окочурился, а этому – хоть бы хны: отпустил его, он тут же свернулся обратно в шарик и лежит себе.
Прям живые эспандеры какие-то!
Шарики были безобидны настолько, что их выращивали прямо внутри станции: положишь, его скажем, на стол, он потихоньку подъедает его, и проделывает в нём дыру. Ещё можно положить его на мусор: мусор они утилизировали ничуть не хуже дорогущих ядерных утилизаторов.
В общем, такие вот создания.
Помимо них, планетка была так себе – скучная.
Нет, по-первой вроде бы и весело, небо зелёное всё (это оттого, что оно в два раза толще земного, и вместе с синими фотонами успевают рассеиваться и зелёные, и частично даже жёлтые), солнца аж два: зрелище ещё то, доложу я вам! Горит этакая дура, вся из себя фиолетовая, в середине небосвода, а с неё стекает щупальце-протуберанец, и закручивается в спираль и падает прямо на чёрную дыру, которой и не видно – потому что она чёрная. А ещё три луны: здоровенные, их даже днём почти всегда видно.
А уж ночью! Небо-то, небо – красотень, не иначе!
А вот Апикаэлю и Анариэль скучно.
Ну что ту делать, скажите на милость?!
Взрослым, им хорошо: сиди себе и изучай всякую там инопланетную флору. Ладно бы, хоть фауну изучали – куда интереснее было бы! От фауны тут с хохоту помереть можно. Идёт такая здоровенная дура – ни дать ни взять тётушка Мардж из «Гарри Поттера», только с десятью ногами! Или собака, фиолетовая, а глаз один и тот на пузе.
Нет, говорят, опасно!
Сидят себе сиднем, какие-то псевдо-мхи выращивают.
Тьфу, взрослые, одним словом!
Апикаэлем и Анариэлью совершенно не занимаются.
Вот и приходится им чудить…
Жить-то как-то надо?!
Недавно запустили в воздуховодную систему здоровенную пятнистую сорокапятиножку. Что? Откуда она взялась? Так а как же ей не взяться-то, если живость тут такая, что может в блин сплюснуться, и в ниточку растянуться, и как шар, надуть её можно?! Папаня на подошве принёс. Она приклеилась, а потом ка-ак раздуется! Апикаэль её в шкафу спрятал, а потом, как никто не видел, они её в трубу впихнули. Когда она Ленке, аспирантке с Сириуса, за шиворот плюхнулась, вот шуму было!!!
Так что поставили Апикаэль и Анариэль в угол.
То есть, лицом к иллюминатору.
Хочешь-не хочешь, а смотри!
Мама и папик пошли за образцами, между прочим.
Ныне типа день, самая жара, животных почти нет, сидят по норам, в лес забились, разве что парочка квази-дирижабликов пролетит и всё. Думаете, тоска смертная! Как бы не так! Супер-смертная тоска, скажу я вам!
Им-то хорошо, значит, никто их не сожрёт в процессе сбора образцов. Нет, ну как, ну как можно такую фигомуть изучать?! Какая-то плесень невразумительная, навроде той что на Земле на хлебе растёт,: и стоило ради неё переться на другой край Галактики?!! А от учёных сплошь восторжённые возгласы: ой, да у них же в L-аминокислоты в полипептидах, ой, да у них же прионная структура передачи информации, ой, да у них же уникальный генетический аппарат! Нет, все взрослые всё же немного сумасшедшие, не иначе.
Нет, чтоб кракозябр изучать! Ну, кракозябрами, это их Анариэль обозвала, вообще-то они Volcossus pregnant, от чего в лаборатории они в шутку иногда зовут их «волками». Ну, они хищники и есть, пожирают что не попадя, один раз Анариэль даже видела, как такая штука кусок породы даже откусила – ножищи, а не зубы!!! Но выглядят зато препотешно: ни дать ни взять, багровый Бэтмен, без головы, со ртом в середине живота и тремя руками.
И на одной ноге, вот что странно.
Прыгают себе, как кенгуру, да резво так: как погоняться за несчастными Синими Улитками, так те только успевай уползать – даром, что у тех восемь ног и ещё хитиновые колёсики. Но появляются кракозябры редко, чаще всего утром или вечером, пока синее солнце ещё не шпарит так, что иллюминатор изнутри запотевает. Самое жуткое в них то, что известковые зубы могут прокусить и скафандр: он же не целиком металлический, так и тканевые части есть, а воздух на планете (которую какой-то астрофизик в припадке юмора окрести Баргмаглотом-5), вполне себе пригоден для дыхания – да вот беда, веселящего газа в нём немеряно!
А ещё метана.
Так что сначала хихикать будешь, а потом, так счастливый и помрёшь.
Апикаэль вздохнул.
Смотреть на все эти золотые шарики, что мерно дышали, впитывая свет солнца, было зверки скучно. А хоть бы себе даже и «волк» появился… появился…
Появился?!!
Зверюга вынырнула из зарослей внезапно.
Лес на Бармаглоте-5 выглядит весьма оригинально: этакие земные лишайники и мхи, увеличенные до безобразия, и натырканные попеременно с красными фонарными столбами и зелёными фонтанами глянцево-жидкой воды, застывшей в пике своего извержения. Кракозябр раздвинул листья (треугольные, синие, в дырочки) руками, и осторожно вышел на пустыню.
Облизнулся.
Клыки кракозябра впечатляли.
Это были почти полуметровые, игольно-острые сабли из крепкой известняковой породы, практическим кремниевые серпы, заточенные природой. Язык был громадным, разбухшим, фиолетовым в белую полоску. Кракозябр неуверенно покачался на одной слизистой ноге, затем вдруг присел, и ка-ак взовьётся в воздух!
Нога сработала, как пружина, и его подбросило метра на три.
Кракозябр резво наклонился, опираясь о почву одной рукой из трёх, подхватил длиннющим языком, один из шаров-Cozodiens и отправил в рот. Зубы чиркнули по породе, срезая немалый кусок твёрдой, как монолит, почвы и отправляя его в пасть. Челюсти усиленно заработали, уверенно перемалывая камни и золотистую животинку. Картина была та ещё – особенно на фоне громадных протуберанцев, которые выбрасывало заднем фоне лиловое светило: нынче был пик солнечной активности.
И тут Апикаэль оцепенел.
Кракозябры только выглядели нелепо!
На деле они с сестрой видели, как стая этих «волков» загнала в пустыню Бегающих Слизевиков и расправились с ними – быстро, моментально и немного жутковато, как львы с зебрами в обучающих фильмах про вымершую земную фауну.
А мама и папа сейчас там!
У них, типа, даже есть бластеры – но они, учёные, лишний раз даже стрельнуть побоятся – дабы не тронуть уникальную, неземную природу! А вот природа заморачиваться не будет – отобедает докторами биологических наук – и дело с концом! Апикаэль с сестрой переглянулись. Превеликая Галактика, куда бежать?!
Дядя Миша и тётя Офурия сейчас в бармаглотоходе, собирают образцы за Грядой Поползней, на станции одна Ленка – и та в герметично закупоренном ламинар-боксе – опыты ставит! Да и не успеет она – пока нажмёшь кнопку тревоги, пока разстерилизуется камера, пока аспирантка поймёт в чём дело, пока оденет скафандр и возьмёт оружие…
А мама с папой уже снаружи, прямо под самым носом у кракозябра-Volcossus!
Апикаэль в ужасе прилип к стеклу.
«О Всемогущая Вселенная! — вдруг взмолился он. — Если в тебе есть Порядок, Смысл и Цивилизация, Закон и Таблица Умножения, перестань на минутку быть такой уж упорядоченной и яви нам самое маленькое чудо!».
Он сжал кулачки и закусили губу.
«А я… а я обещаю никогда больше не запускать в воздухоход сороконожек! — он выдохнул, на миг трусливо балансирую на грани поблажки, а затем сурово добавил: — А также пятиножек, хретчебубликов, многовоннников и фиолетовые глазастые баранки!».
А затем открыл глаза.

***

Апикаэль и Анариэль, мама и пап, и даже дядя Миша, уехавший за образцами, не знали, что раз в десять лет на планете Багрмаглот-5, повышенная активность уникального синего солнца, пробуждает к поре цветения невинные, безвредные Cozodiens vulgaris. И тогда нужно очень, ОЧЕНЬ много мяса.
Золотистый шарик, мягко мерцающий рядом с Кракозябром, вдруг открыл глаза. Множество маленьких, ультрамариново-синих глаз. Задумчиво повращался на месте, увидел шествующий рядом живой запас белка, и недолго думая, распахнул пасть. Которая, как и всё у Cozodiens, могла растягиваться почти бесконечно.

***

Оцепеневший Апикаэль видел, как крохотное сияющее растеньице в один присест проглотило здоровенного Кракозябра. Раздулось до размеров кенгуру, покачалось на ветру, как аэрозонд, и медленно, с усилием втянулось в почву.
А на его месте распустился невиданный красоты цветок.
Ало-синий.

***

Змушко Александр Александрович

1981 года рождения, образование высшее. Закончил Белорусский Государственный Университет, факультет биологии, по специальности «биотехнология». Научный сотрудник отдела биотехнологии РУП «Институт плодоводства», Республика Беларусь (направления работы – «Генетическая изменчивость яблони в искусственных условиях» и «Коккомикоз – грибное заболевание вишни»). Автор работает преимущественно в жанрах НФ (научной фантастики), приключенческой, философской и юмористической фэнтези, альтернативной истории, детской сказки, постмодерна.

Псевдоним – Саша Тэмлейн.